Второе восстание Спартака - Страница 150

150

– Братья! Братья-повстанцы! Люди! Нам дают амнуху!

Спартаку и находившимся с ним людям – они засели внутри самого крайнего деревенского дома, распахнув окна, – прекрасно было слышно, что выкрикивает парламентер. Хотя, конечно, благородное слово «парламентер» к такой гниде никак не годилось.

– Братва! Смертная казнь отменена! Уже давно отменена, а вертухаи от нас скрывали! Расстрелов не будет! Слышите! Кто сам выйдет и сдастся, дела тех будут пересмотрены! Сукой буду!

– Почему будешь, ты и есть сука, – сквозь зубы процедил рядом со Спартаком Марсель.

– Будут разбираться в причинах бунта! Почему, из-за чего... – надрывался Ухо. – Накажут Хозяина и кумовьев! Вышла бумага, что мы невиновны! Что нас довели! Вертухаев будут карать за превышение, а нам срока накидывать не будут! Это приказал сам товарищ Сталин! Он сказал, что виноваты не мы, а начальники! Начальников под суд, а нам амнуху! Слышите, да? Сам товарищ Сталин!

Ухо поорал еще немного про товарища Сталина и выдохся. Однако на этом речи не закончились. В кузове, оказывается, прятался еще один человек, теперь и его голова показалась над бортом, и к нему перешел рупор.

– К вам обращается майор Коломеец, командир отряда НКВД. Мне поручено довести до вашего сведения, что руководство партии и страны приняло решение не применять к вам никаких репрессий. Также принято решение, в случае добровольной сдачи и выдачи зачинщиков, пересмотреть ваши дела. Товарищ Сталин лично станет заниматься вашими делами...

– Кто бы спорил! – хмыкнул Марсель. – Ясно, пересмотрят...

– Неужели он заливает? – каким-то сломанным голосом произнес кто-то из блатных. – Не может же он врать про товарища Сталина?

– Ты чего несешь, падаль! – Марсель подскочил к блатному, схватил за грудки. – Мусорам поверил! Суке Уху поверил!

– Выходит, истинные суки у тебя под носом были, – вдруг раздался голос Горького.

– Ты прав, – Марсель повернулся к нему, отпустив блатного. – Ой как ты прав! Я вот чего скажу... Без толковища мочить вора неположено, конечно. Но какое толковище меня не поддержало бы? А, будь оно все проклято, иду на риск! – Марсель вдруг принялся стаскивать с себя бушлат. – Все равно не жить. Но ежели, помирая, я буду знать, что эта падла еще жива, мне будет очень грустно. Кто выскочит, пусть передаст, что я умер вором.

– Ты чего задумал? – резко повернулся к нему Спартак.

– Пойду к ним. Вроде как сдаюсь. Уж пику в ребра Уху всадить успею...

– Не дури! – Спартак рванул Марселя на себя, завалил на пол.

– Не удержишь! – заорал, отбиваясь, Марсель.

– Подождите! Я пойду, – над возящимися на полу Спартаком и Марселем навис Поп. – Послушайте меня.

– Куда ты собрался? – неприязненно спросил его Марсель, садясь на полу.

– Тебя близко не подпустят ни к Уху, ни к этому майору. Выскочат солдаты, положат под дулами на снег, заставят карманы вывернуть. И главное: что даст нам убийство Уха?

– А ты что собрался делать?

– Буду говорить с ними, елико возможно долго. Надену рясу местного священника, назовусь парламентером и стану дурить им голову, мол, мы согласны сдаться, но нам нужны гарантии, мы хотим точно знать то, знать это...

– А неглупо придумано, – сказал, помолчав, Марсель. – Что мыслишь, Спартачок?

– Пожалуй, стоит попробовать. Лишний часок-другой протянем, уже хорошо. Как раз кое-что подготовить успеем...

...Священник в рясе, позаимствованной у местного попа, двигался в направлении грузовика. В вытянутой вверх руке он держал белый платок.

– Жаль, что там Ухо, – процедил сквозь зубы Марсель. – Иначе можно было бы выдать Попа и в самом деле за местного священника.

– И что бы это нам дало? – спросил Спартак.

– А кто его знает, – пожал плечами вор. – Легавых бы провели. Уже приятно.

Спартак с Марселем наблюдали за священником все из того же дома. Незачем было менять наблюдательный пункт. Ничто к этому не подталкивало. И вообще, на их маленьком фронте продолжалось затишье, что вполне устраивало окруженных в деревне беглецов.

Священник тем временем подошел к грузовику, остановился. Облачившись в свою профессиональную одежду, он даже выглядеть стал по-другому. Распрямил спину, не шел, а шествовал. Спартаку почему-то вдруг пришел на ум протопоп Аввакум. Впрочем, тот, помнится, был старовером, так что сравнение оказалось не вполне уместное.

К священнику метнулись из-за грузовика две фигуры с автоматами, а над задним бортом показались две головы – Уха и майора. Там, кажется, завязывался разговор. Или, если угодно, переговоры. И Спартак искренне надеялся, что священнику, применив искусство увещевания, удастся их затянуть.

А потом... Потом произошло непредвиденное, немыслимое, невероятное.

Поп как-то странно тряхнул правой рукой, из рукава рясы в ладонь вывалился некий предмет. Священник характерным образом вскинул руку. «Ствол?!.» – только успел подумать Спартак, как грянул выстрел.

Голова Уха мотнулась, точно груша под боксерской перчаткой, на лбу мгновенно выросло темное пятно, заметное даже издали. И Ухо отшвырнуло в кузов.

Второй раз выстрелить священнику не дали. Солдаты, находившиеся рядом и бывшие наготове, в упор прошили священника автоматными очередями.

– Что он наделал! – закричал Марсель, хватаясь за голову. – Зачем?!

Мгновение оба потрясенно молчали. Потом Марсель севшим голосом произнес:

– А как же грех... Не убий и все такое...

Но Спартака сейчас не волновали вопросы заповедей, его волновало совсем другое:

– Теперь держись. Теперь начнется. Надо передать всем, чтобы приготовились... Мать твою, уж лучше б он майора завалил, пользы было бы больше и, глядишь, внесло бы панику в их ряды. Ну теперь уж чего...

150